Мавзолей зимы - Юрий Дьяконов

– Рафаэль, зачем моришь голодом свою женщину? Каждый месяц грабишь меня на воде для скота и не можешь прокормить жену? Кожа да кости! С такой и ночью не согреешься.

Вот теперь было поздно что-то менять. Такие слова да с такой интонацией все равно, что шаг в разверстую пропасть. Оставалось лететь навстречу гранитному кулаку. Поначалу Рафаэль отказывался принимать слова, приглушенные гулом общей беседы, но увидел, как блестящие слезы покатились по гладким щекам Фенеллы к уголкам ее дрожащих губ. Кровь кинулась в лицо Рафаэлю, он не смог промолчать.

– Что на вас нашло, Адрастос? Алкоголь ударил в голову? Немедленно извинитесь и покиньте помещение, иначе я…

– Иначе что? Я должен извиняться за то, что пью? Или за то, что говорю правду?

Рафаэль ответил звонкой оплеухой и для пущей убедительности плеснул пивом в бородатое лицо Адрастоса. Присутствовавшие дамы охнули, в изумлении прикрыв ладонями рты, но воздержались от истерик, наблюдая лишь, как несколько мужчин встали между конфликтующими сторонами, пытаясь избежать потасовки. Однако среди джентльменов пойти на обострение конфликта означало бы нарушить протокол и потерять лицо, опуститься до уровня бранящихся крестьян, не слыхавших о чести и достоинстве. В нынешних обстоятельствах за словесным оскорблением последовал оправданный брутальный выпад. Все кончилось вызовом согласно дуэльному кодексу и в присутствии свидетелей. Формальности ради обменялись именами и оставили секундантов обсуждать детали.

Многих удивило, как из сердитого волка Адрастос моментально превратился в сущую овцу. Без дальнейших церемоний он велел музыкантам играть, будто не случилось ничего из ряда вон выходящего, отер с лица пиво и промокнул расшитую рубашку. Пылавшие гневом глаза подернулись влагой. Адрастос поглядел на златозубый оскал Рафаэля.

– Не убегай, Рафаэль, растяни последний вечер, а потом до рассвета наслаждайся очарованием своей прекрасной дамы. Только не вздумай опаздывать на наше свидание.

Фенелла увлекла за собой смущенного Рафаэля подальше от свиты Адрастоса. Они шагнули в морозную зимнюю ночь, забыв о верхней одежде. Их ждала карета и горстка друзей, обещавших утром прийти поддержать Рафаэля. Услышав это, Фенелла окончательно утратила контроль и закричала.

– Утром он никуда не пойдет! И не смейте, ни один из вас, показаться у нашего дома. Пора покончить с этой провокацией! Я не позволю продолжать это бесстыдство. Вы поняли?!

Она захлопнула дверь кареты и крикнула трогать, прежде чем им вручили забытые одежды. Фенелла уткнулась лицом в колени Рафаэля и зарыдала, с каждым всхлипом все больше наполняя грудь жгучим страхом. Рафаэль сидел молча, поглаживая жену по спине и ощущая ее горячие слезы сквозь ткань своих брюк. Он был в потрясении, не в состоянии понять всей важности произошедших событий. Казалось, могучий шторм налетел ниоткуда, сорвал крышу над головой и оставил его в подвешенном состоянии, в пространстве, лишенном привычных характеристик. Рафаэль чувствовал, будто душа покинула тело, и знал, что их нужно срочно воссоединить. Он вспомнил про лежавший рядом плед и, оторвав от колен трясущуюся Фенеллу, укутал ее и обнял покрепче. Вместе, но в то же время порознь, они слушали стук колес и скрип кареты, пребывая в замешательстве, которое так никогда и не прояснится.

Адрастос остался еще выпить пива, согреваясь в лучах самонадеянности. Светило это не приближает ни весны, ни зимы, а дарит тепло и удовлетворение лишь тем, кто привык получать желаемое всегда и в любых количествах. Адрастос не мог усидеть на месте, домой идти не хотелось, но он понимал, что ради твердости руки и остроты глаза нужно отдохнуть. Наконец-то вопрос решится раз и навсегда, стоит только выглянуть солнцу, чтобы можно было различать лица.

Конец ознакомительного фрагмента.